Могила русского учёного и религиозного деятеля Александр Ксаверьевича Булатовича (1870-1919) находится в селе Луциковка Белопольского района Сумской области.
Гусар. Землепроходец. Схимник
Его имя известно далеко за пределами Украины. Блестящий лейб-гусар, отважный землепроходец, схимник, который три года ни с кем не говорил, а лишь молился, — Александр Булатович при всем этом еще и народный герой Эфиопии! Сегодняшняя линия государственной границы этой далекой жаркой страны — в том числе и его заслуга. Более того: составленными им топографическими картами жители Африки пользуются и сегодня.
Биография Александра Ксаверьевича Булатовича была весьма неординарной. Он родился 26 сентября 1870 года в городе Орле. В жилах его текла татарская, грузинская, французская и русская кровь. Предки Булатовича были военными. Его отец, генерал-майор Ксаверий Викентьевич Булатович, посвятивший военной службе всю жизнь, происходил из древнего дворянского рода, идущего от татарского хана Бекбулатовича. Мать, Евгения Андреевна Альбрандт, также происходила из семьи потомственных военных: ее отец участвовал в строительстве Военно-Грузинской дороги и погиб в схватке с чеченцами. В три года Александр Булатович лишился отца. После чего мать с тремя детьми переехала в имение своей тетки – село Луциковку Марковской волости Лебединского уезда Харьковской губернии. Здесь прошло детство Александра. Мать часто рассказывала ребенку о его отце, показывая полученные им военные награды: ордена святых Станислава, Владимира и Анны. Мальчик с детства любил военные игры. Необыкновенная живость характера сочеталась в нем с удивительной набожностью. Стена его комнаты была увешана иконами, и мальчик ежедневно молился перед тем как лечь спать.
Семейные традиции требовали дать сыну достойное образование, поэтому в 1884 году он вместе с матерью перехал в Санкт-Петербург, где Александр начал учебу в Александровском лицее. Весной 1891 года Булатович закончил это учебное заведение в числе лучших учеников. Поступает на гражданскую службу в чине титулярного советника в собственную его величества канцелярию по ведомству учреждений императрицы Марии, руководившую учебными и благотворительными учреждениями. Вскоре А. Булатович подал прошение о выдаче ему на руки документов и поступил на военную службу: 28 мая 1891 года он был зачислен рядовым на правах вольноопределяющегося в лейб-гвардии гусарский полк 2-й кавалерийской дивизии, один из самых аристокрастических и престижных. После пятнадцати месяцев службы Булатович получил первый офицерский чин – корнета. Еще через год он был командирован в фехтовальную команду. Александр вернулся в полк инструктором фехтования и в декабре 1894 года был назначен заведующим полковой учебной командой.
Приблизительно к этому времени относится первая встреча Булатовича с о. Иоанном Кронштадтским. В Кронштадт он поехал тайком от матери и сослуживцев. Прошел в алтарь и плакал, стоя на коленях, потом исповедовался и причастился. В этот день произошло его духовное перерождение. Портрет кронштадтского пастыря он впоследствии всегда носил в «ташке» парадной формы, где офицеры носили портреты любимых женщин.
Уже в первые годы военной службы Булатовича проявились те черты его характера, которые впоследствии неоднократно давали о себе знать. Всецело отдавшись полковой работе, он требовал от подчиненных солдат неукоснительного соблюдения дисциплины и за строгость был прозван Мазепой. Несмотря на образованность и изысканность в манерах, Александр Булатович весьма равнодушно относился ко всевозможным увеселительным мероприятиям. Во время балов и приемов он не танцевал, а стоял в стороне, словно отбывая повинность.
Жизнь Александра Булатовича текла размеренно, пока неожиданное стечение обстоятельств не вынудило его расстаться с привычным укладом и отправиться в далекую Эфиопию. В семидесятых годах XIX века на Африканском континенте развернулась ожесточенная борьба между Англией, Францией, Германией, Бельгией, Испанией и Португалией за колониальное господство. Одним из эпицентров схватки стала Эфиопия, которая ценой огромных усилий сохраняла независимость. Ведущая роль здесь принадлежала Эфиопскому императору, негусу Менелику II. Объединив вокруг себя многие племена и территории, Менелик ловко играл на противоречиях между европейскими державами и искал верных союзников. В марте 1896 года армия Менелика разгромила итальянскую армию в битве при Адуа. Обе стороны понесли огромные потери. В России был организован сбор пожертвований в помощь раненым. Было признано необходимым отправить две санитарные миссии: одну для помощи итальянцам, другую для помощи абиссинцам. 5 марта 1896 года Российское общество Красного Креста уведомило военного министра П. С. Вонновского о командировании в Эфиопию санитарного отряда и выделении на его нужды ста тысяч рублей. Неожиданно для всех, прошение об участии в отряде подал Александр Булатович. «Летом 1896 года мне представился случай предпринять путешествие внутрь Абиссинии. Западные области, куда я направился, были мною выбраны потому, что в этом направлении Эфиопия почти еще совершенно не исследована», – писал он впоследствии.
К предстоящей поездке Булатович готовился со всей тщательностью. Имея намерение заранее выучить амхарский язык, Булатович обратился за консультацией к знаменитому филологу и церковному историку, профессору Санкт-Петербургской духовной академии В. В. Болотову. Спустя всего год после этой консультации, когда Булатович вернулся из своей первой поездки в Эфиопию, Болотов с сожалением и удивлением говорил: «В Петербурге в марте не было человека, который «амарынья» понимал бы лучше меня. Теперь лейб-гусар корнет А. К. Булатович, вернувшийся из Абиссинии, и говорит и немного пишет на этом языке».
С первых же дней своего существования русская миссия Красного Креста встретила препятствия. Итальянское правительство обвиняло русских в желании вступить в войну на стороне Эфиопии, а вскоре вообще отказалось от помощи раненым. Далее последовал отказ пропустить русских через контролируемую итальянцами крепость Массауа. Тем не менее отряд, преследуемый итальянским крейсером, 18 апреля 1896 года прибыл в порт Джибути. Для переправки отряда в глубь эфиопской территории требовались верблюды и мулы, однако вследствие военных действий весь скот был на учете. Необходимо было послать курьера, который смог бы найти мулов в городе Харар, причем без сношения с эфиопской столицей Энтото. Выполнить эту опасную миссию вызвался Александр Булатович. Ему нужно было проехать на верблюде по пустыне 370 км. Незнание языка, непривычный климат и отсутствие опыта подобного передвижения грозили печальным исходом. Но Булатович с двумя местными проводниками все же выехал в Харар. Спутники удивлялись его выносливости: двигались ночью и днем, по 20 часов в сутки без остановки. Ценой невероятных усилий Булатовичу удалось добраться до Харара за девяносто часов, т. е. на 6-18 часов скорее, чем профессиональные курьеры. Никто в Хараре не хотел верить, что русскому офицеру удалось благополучно прибыть из Джибути.
Дней через 10 весь русский отряд уже был в Хараре. В Эфиопии к русским сначала отнеслись с подозрением. Миссию снова задержали. Булатовичу поручают отправиться в Энтото и уладить недоразумение. Надо было преодолеть около 700 км через Данакильскую пустыню. Это путешествие едва не закончилось трагически. В пути на небольшой отряд напали кочевники-данакильцы, отобрали все вещи и мулов и бросили путников на произвол судьбы. Обреченные на голодную смерть, Булатович и его спутники были спасены известным русским путешественником Н. С. Леонтьевым, неожиданно проходившим мимо со своими людьми. Путь до Энтото был преодолен за 8 дней. Менелик II пригласил русского курьера во дворец. Недоразумение было улажено. Император просил ускорить прибытие отряда.
Русский госпиталь работал в Энтото несколько месяцев. В январе 1897 года последняя часть санитарного отряда отбыла на родину. Однако Булатович остался в Эфиопии, желая изучить малоисследованные районы этой страны. Менелик II считал, что это грозит русскому офицеру неминуемой гибелью, но все же дал согласие. Вскоре вместе с небольшим отрядом Булатович отправился в путь. По дороге он останавливался в домах местных жителей, как амхарцев-христиан, так и галласов, среди которых были мусульмане и язычники. Свои впечатления Булатович заносил в дневник, на основе которого впоследствии написал книгу «От Энтото до реки Баро».
В Эфиопии Булатович занимался не только этнографическими исследованиями. Были и развлечения, правда, весьма опасные. Однажды, например, негус Менелик предложил ему принять участие в охоте на слонов. Долгое время огромный отряд, к которому примкнул Булатович, блуждал в поисках гигантов джунглей, пока, наконец, не удалось обнаружить целое стадо. Эфиопы и с ними Булатович бросились преследовать слонов. Часть охотников притаилась на деревьях, туземцы подожгли траву вокруг стада, дабы воспрепятствовать его выходу из окружения, а Булатович со спутниками стреляли в животных на расстоянии. Вдруг один из слонов, разъярившись, набросился на конного галласа, выхватил его из седла, посадил на клык, затем бросил на землю, чтобы растоптать. Лишь град копий спас несчастного от гибели. «Кругом с треском пылала смола, – писал Булатович. – В лесу шла нескончаемая стрельба и раздавались крики ужаса или победы, а весь этот гам покрывал рев и визг обезумевших от страха слонов, бросавшихся в это время то на одного, то на другого». До вечера продолжалось опаснейшее предприятие. Охотники убили сорок одного слона, из которые три были убиты лично Булатовичем. Пять охотников погибли в схватке с животными.
Позднее Булатовичу еще не раз приходилось встречаться со слонами. Однажды огромная слониха бросилась на русского путешественника, защищая слоненка. Все должно было закончиться фатально, если бы в последний момент какая-то невидимая сила не повернула животное вспять. В другой раз во время охоты взбесившийся раненый слон из бежавшего в панике стада внезапно остановился и направился прямо на прятавшегося в корнях огромного дерева Булатовича. «Три раза он поднимал хобот, чтобы поразить меня, – вспоминал Булатович, – но каждый раз как будто какая-то невидимая сила отталкивала его назад, и он опускал хобот. Я сидел и творил молитву: «Господи, буди воля Твоя!» Слон ушел, не причинив мне вреда, а я тогда же решил отдать себя на служение Богу».
В апреле 1897 года Булатович покинул Эфиопию. В России он был произведен в поручики, а за успешную экспедицию и помощь отряду Красного Креста награжден орденом святой Анны 3-й степени. В 1897 году он издал книгу о своем первом путешествии. Книга содержит подробное описание государственного устройства Эфиопии, ее армии, населяющих ее племен и их обычаев, а также – что весьма ценно – Эфиопской Церкви. На вопрос о том, «христиане ли абиссинцы, или их вера есть смесь языческих, христианских и иудейских верований?», Булатович отвечает: «На мой взгляд, они очень близки к православию. Они глубоко верующие христиане, сохранившие в себе много особенностей древней апостольской Церкви». По возвращении из своего второго путешествия в Эфиопию Булатович впервые нанес на карту значительную часть речной системы юго-запада абиссинского нагорья и описал истоки нескольких рек.
А тем временем в Петербурге спешно шла подготовка к установлению дипломатических отношений с Эфиопией. В состав дипломатической миссии был порекомендован и немедленно включен Булатович. Его решили послать первым, чтобы заранее известить Менелика II о скором прибытии русских дипломатов. Булатович был рад, когда негус предложил ему отправиться в военную экспедицию с войском полководца Вальде Георгиса по землям Каффы, куда прежде не ступала нога европейцев. 30-тысячной армии следовало, двигаясь на юго-запад, дойти до озера Рудольфа и водрузить там флаги империи, что означало бы присоединение этих земель к империи Менелика. Этот поход в некотором смысле был подобен плаванию Колумба. Никто кроме Булатовича и еще одного человека не знал о том, что на юге действительно есть озеро.
Вот что писал об этом сам Булатович:
«Тихо, невесело было на нашем биваке. Не слышалось ни песен, ни острот и
прибуаток, на которые такие охотники абиссинские солдаты. Среди них ходили
фантастические слухи толки; во всех своих бедах они обвиняли, конечно,
иностранца — меня.
Куда мы идем? — спрашивали они. — Этот фрэндж всех нас погубить хочет! Ведь ему
самому нипочем, он заколдован, он может не есть, не пить, не устает!
Злоба на меня росла, и начала достигать таких размеров, что некоторые из моих друзей сочли долгом предупредить меня, чтобы я остерегался….
….Предстоял длинный переход по каменистому плато напрямик к озеру. Во всем многотысячном войске лишь один человек знал о существовании большого озера впереди…»
Отряду приходилось преодолевать огромные расстояния среди зноя и степей. Жестокая лихорадка мучила Булатовича, а суеверные эфиопы втайне обвиняли его в злом умысле и чуть ли не колдовстве с целью извести войско. Булатович описывает несколько случаев нападения на него эфиопов в то время, когда он в сопровождении двух слуг выходил на разведку. Однажды, спустившись с горы, путники вдруг обнаружили, что окружены толпой вооруженных дикарей. Но Булатович не растерялся. Выскочив из-за кустов, он бросился на туземцев и обратил их в бегство. В другом случае Булатович был врасплох застигнут дикарями на одной из вершин. При помощи условных знаков, криков и демонстрации неведомых для туземцев географических приборов Булатович выиграл время и смог спуститься с горы. В третьем случае на Булатовича бросился туземец с копьем. Булатович же был безоружен, один из его спутников не умел как следует пользоваться винтовкой, а другому попался слишком толстый патрон, который застрял в патроннике. Но один из эфиопских офицеров издалека тайно следил за безопасностью Булатовича. Выстрел офицера сразил нападавшего наповал.
В походе Булатович, как всегда, вел географические наблюдения. Располагая приборы в нужном месте, он наносил на карты все, что находилось в окрестности. Среди открытий Булатовича был горный хребет, который он назвал именем Императора Николая II.
В марте четырехмесячный, необычайно трудный и изматывающий рейд был завершен. Все воины принесли по два больших камня, сложили из них пирамиду, в центре установили высокий столб, где водрузили эфиопский флаг. Булатовича здесь ждали новые заботы: в его палатку Вальде Георгис принес брошенного родителями мальчика. «Я приютил его у себя, и мы назвали его Васькой», – писал Булатович. В честь своего нового юного друга путешественник назвал одну из гор на берегу озера Рудольф «Васькиным мысом».
В знак боевых заслуг и отваги главнокомандующий подарил Булатовичу золотую саблю, щит, украшенный серебром, серебряное копье и лошадь с дорогим убором. А на родине, куда он вернулся в мае 1898 года, Булатович получил новый чин — штаб-ротмистра — и орден Святого Станислава II степени. В начале 1899 года Булатович сделал доклад на собрании Императорского Географического общества, которое в 1901 году наградило его серебряной медалью имени П. П. Семенова-Тянь-Шанского. Итогом второго путешествия Булатовича по Эфиопии стала написанная им книга «С войсками Менелика II».
10 марта 1899 года Булатович был вновь неожиданно направлен в Эфиопию по личному ходатайству министра иностранных дел М. Н. Муравьева, который писал о нем военному министру А. Н. Куропаткину:
«Названный офицер сумел зарекомендовать себя самым блестящим образом во время поездок своих по границе с Эфиопией […] Он вполне освоился с местными нравами и обычаями, ознакомился с языком страны, которым свободно владеет, и проявил редкие выносливость, храбрость и присутствие духа» .
За несколько дней до отъезда, 5 марта 1899 года, Булатовича принял в Зимнем дворце Николай II. Встреча происходила «вне правил», т. е. вне установленного протокола. Впоследствии, когда Булатович уже будет иеросхимонахом, осужденным за «имябожническую ересь», Николай II вспомнит о нем как о «лихом офицере» .
Третье путешествие Булатовича в Эфиопию длилось немногим меньше года. На этот раз в его задачу входили не только осмотр территорий и занесение местностей на карту; он должен был также изучить политическую обстановку в стране, сделать доклад о состоянии эфиопской армии и спрогнозировать последствия возможного конфликта с Англией. Булатович представил Менелику подробный план военной реформы эфиопской армии и предложил стать постоянным слугой негуса в качестве наместника земель по реке Баро с тем, чтобы собрать пятнадцатитысячное войско. Ответа от негуса не последовало.
За время своих поездок по Эфиопии Булатович сблизился с негусом Менеликом, который, по сообщению главы русской миссии в Эфиопии П. М. Власова, «восторгался и удивлялся деятельностью А. К. Булатовича, его железной энергией, выносливостью и привычкой ко всем лишениям, знанием военного дела и необычайным мужеством, перед которым отступают все преграды и опасности». Сам Власов так отзывался о Булатовиче:
«[…] Этот офицер в своей последней командировке, как и в двух первых, всецело удержал среди абиссинцев установившуюся за ним вполне заслуженную репутацию замечательного лихого кавалериста, неутомимого, бесстрашного и беззаветно преданного своему долгу, и тем доказал самым блестящим образом не одним абиссинцам, а всем европейцам, находящимся здесь, на какие подвиги самоотвержения способен офицер, вышедший из русской школы и имеющий высокую честь числиться в рядах императорской гвардии».
В феврале 1900 года Булатович не без грусти расстался с Эфиопией. Согласно газетным сведениям, на пути домой Булатович посетил Иерусалим, где при Гробе Господнем дал обет посвятить оставшуюся жизнь Богу.
23 июня 1900 г. по личному указанию Николая II Главному штабу Булатович был направлен в Порт-Артур в распоряжение командующего войсками Квантунской области. В то время в Китае шла война, вспыхнуло так называемое «боксерское восстание». Булатович входил в состав отряда генерала Н. А. Орлова, который действовал вдоль Китайской-Восточной железной дороги. Участвовал в подавлении Ихэтуаньского восстания. 18 июля 1900 года отряд Булатовича вошёл в Хайлар, захваченный до этого повстанцами, и двое суток удерживал его до подхода основных сил. После взятия Хайлара отряд Орлова двинулся к Хинганскому перевалу. В ночь на 8 августа Булатович лично руководил разведкой вражеских позиций, а затем смелым обходным маневром вышел противнику в тыл. После жестокой схватки китайцы отступили. 135 забайкальских казаков получили за этот бой Георгиевские кресты, а сам Булатович — орден Владимира 4-й степени с мечами. Предводитель китайских войск Шоу Шань вскоре после поражения покончил с собой.
8 июня 1901 г. Булатович возвратился в полк. Там он через месяц был назначен командовать 5-м эскадроном. 14 апреля 1902 г. произведён в ротмистры и награжден орденом Святой Анны 2-й степени с мечами. Также Булатович получает разрешение носить пожалованный ему французским правительством орден Почетного Легиона.
Этот орден был пожалован Булатовичу в 1900 году за освобождение из плена французского миссионера. Приведем рассказ самого Булатовича: «Это было в русско-китайскую войну в 1900 году. Мне было поручено с 20-ю охотниками освободить французского миссионера сеньора Лавесьера, захваченного китайцами. Преследовали целый день и настигли в 130 верстах […] Произошла стычка. Миссионера отбили. Он оказался цел и невредим. На обратном пути по отряду неприятель предпринял нападение из засады. Я был ранен в ногу навылет, а сеньор Лавесьер в спину. Рана была серьезнейшая, но вылечилась она быстро. Произошло прямо чудо. За спасение миссионеров я получил от французского правительства орден Почетного Легиона».
Казалось бы, перед Булатовичем открылась великолепная перспектива в службе. С его именем, писали журналы тех лет, «соединилось представление о безудержной удали и веселой жизни богатого гвардейского офицера». Однако после путешествий по Эфиопии и китайской кампании здоровье Булатовича было подорвано: он сильно повредил зрение и, переболев тифом, очень ослаб физически. В Булатовиче зреет решение расстаться с военной карьерой. 18 декабря 1902 года он сдает командование эскадроном, а 27 января 1903 года увольняется в запас «по семейным обстоятельствам».
Если бы жизнь Булатовича оборвалась в начале XX века, он вошел бы в историю как выдающийся путешественник, первооткрыватель многих неизведанных земель. Но ему суждено было прожить еще одну жизнь, полную потрясений, и войти в историю в совершенно ином качестве.
Крутой поворот в жизненной судьбе Александра Булатовича происходит в 1903 году. После увольнения в запас он поступает послушником в Важеозерскую Никифоро-Геннадиевскую пустынь, что за Невской заставой в Петербурге. Мы не знаем, что побудило Булатовича принять решение, столь необычное для офицера такого ранга и весьма неожиданное для многих его друзей, но очевидно, что оно не было внезапным. Среди причин поступления Булатовича в монастырь называли неразделенные чувства к дочери командира полка князя Васильчикова, а также влияние на Булатовича знаменитого пастыря и чудотворца о. Иоанна Кронштадтского, с которым он неоднократно встречался и который в конце концов благословил его отправиться на Афон.
Вместе с Булатовичем в монахи ушли шестеро солдат его эскадрона. Вслед за своим командиром они отправились на Святую Гору Афон, где поселились вместе с ним в Андреевском скиту Ватопедского монастыря. 8 марта 1907 года Булатович принял схиму с именем Антоний, а 8 мая 1910 года был рукоположен в священный сан.
В марте 1911 года иеросхимонах Антоний (Булатович) вновь отправился в Эфиопию, откуда вернулся лишь в январе 1912 года. Формальным поводом для поездки было его желание навестить своего крестника Ваську и преподать ему причастие Святых Тайн. Однако были и другие цели: о. Антоний, в частности, хотел разведать возможность открытия русской церковной миссии в Эфиопии. Единственным источником, из которого мы узнаем об этой последней поездке Булатовича в Эфиопию, является сохранившееся донесение поверенного в делах посольства России в Эфиопии Б. Чемерзина от 15 декабря 1911 года. В нем говорится о том, что, приехав в Эфиопию, о. Антоний после двух месяцев болезни встречался со своим старым знакомым негусом Менеликом II, к тому времени тяжело больным, которому пытался оказать медицинскую помощь (как кажется, безуспешно). Затем о. Антоний зондировал возможность создания на острове, расположенном на озере Шале, подворья Андреевского скита, в котором он мог бы поселиться с 5-6 другими монахами (очевидно, теми самыми бывшими солдатами его эскадрона, которые вместе с ним ушли на Афон). Однако этим планам не суждено было сбыться. Эфиопское правительство отнеслось к ним неодобрительно, да и начальство Андреевского скита, похоже, не было особенно заинтересовано в их осуществлении. 6 января 1912 года иеросхимонах Антоний был отозван на Афон, «увозя с собою одни надежды и ни одного положительного обещания со стороны власть имущих».
Когда на Афоне начались имяславческие споры, о. Антоний не принимал участия в них и даже ничего о них не знал, так как вел очень замкнутый образ жизни. В 1912 г. игумен Андреевского скита Иероним попросил его, как образованного человека, составить мнение о вызвавшей споры книги «На горах Кавказа», написанной схимонахом Иларионом, иеросхимонах Антоний поначалу решил, что положение «Имя Божие есть Бог» ошибочно и даже написал письмо самому автору книги с обличением в неправомыслии. Но почти сразу после этого он нашел имяславческое положение в книге св. Иоанна Кронштадтского, которую тот дал в «руководство» Булатовичу, когда он был ещё послушником и находился в России. После этого иеросхимонах Антоний сжег свое письмо схимонаху Илариону, сказал игумену Иерониму, что в его книги нет никакой ереси и вскоре стал одним из лидеров имяславия.
В 1913 году на заседании российского Святейшего Синода было принято постановление, осуждающее имяславие. Сторонники имяславия были изгнаны с Афона. Булатович продолжал свою борьбу за признание имяславия, издал несколько богословских книг, доказывающих его правоту, встречался с императором Николаем II, и в конечном счете сумел обеспечить своего рода оправдание для себя и своих товарищей по имяславию — имяславцам позволили возвратиться к служению в Церкви без покаяния.
Когда иеросхимонах Антоний (Булатович) приехал с Афона в Россию искать «правды Божией» у Русской православной церкви, то его прежде всего подвергли обыску, потом Св. Синод предложил Министерству внутренних дел выслать его из Петербурга как человека беспокойного. Антоний Булатович был сослан в родовое имение в Луциковку, где находился под надзором полиции. Помещичий дом был разрушен в 1905 году во время крестьяских беспорядков, и Булатович жил в специально для него построенной келье. Поначалу опальным священникам было запрещено служить службу в церкви. Но потом в этом отношении было сделано послабление. И когда началась Первая мировая война, Булатович добивается, чтобы его взяли в армию — теперь уже в качестве армейского священника. Но отец Антоний не только служил священником, но и во «многих случаях вёл солдат в атаку», был награждён наперсным (священническим) крестом на Георгиевской ленте. Участвовал в боях в Польше, Карпатах. «За самоотверженную деятельность под огнем неприятеля» был представлен к награждению боевым орденом Святого Владимира III степени с мечами. Лишь подорванное здоровье вынудило его вернуться в Петроград.
После революции 1917 года отец Антоний уехал в родную Луциковку. Утром 6 декабря 1919 г. отца Антония нашли зверски убитым на пороге его обители. Преступление, по-видимому, было совершено с целью ограбления, но грабить оказалось нечего… Похоронили Булатовича на местном сельском кладбище. Его могилу (координаты N50°51,2316′, E34°21,5210′) нашим современникам было отыскать непросто — место захоронения было заброшено. Помогла бывшая жительница Луциковки, приехавшая из Донецкой области к своей тяжелобольной сестре. Она вспомнила, как ее отец когда-то показывал место, где покоится Александр Булатович. В поисках принимали участие и краеведы. В 2003 году, получив разрешение владыки Иова, гроб отца Антония откопали и перезахоронили возле часовни, которая появилась в 1999-м, приблизительно на месте кельи о.Антония. Тело усопшего большей частью оказалось нетленным, а кости блестели золотом. Интересно, что дата этого погребения совпала с датой смерти Александра Булатовича — их разделяло ровно 74 года. В 2009 году на могиле о.Антония установлен памятный знак — гранитный крест.
В городе Сумы действует Исторический клуб имени А. К. Булатовича, созданный группой исследователей-энтузиастов, находящихся под обаянием этой неординарной личности. Благодаря их усилиям, в частности, в городе на одном из зданий была установлена мемориальная доска.